Коммунистические органы государственной безопасности пытались подчинить своим пропагандным целям музыкальное искусство, как это делалось во всех сферах. Основной задачей было превратить его в «воинствующее искусство для идеологической борьбы и мощный инструмент идеологического общения с другими народами». Это раскрывает сборник «Госбезопасность и болгарское музыкальное искусство» Комиссии по секретным досье.

«В 1967 году был основан Шестой отдел Госбезопасности по борьбе с т.наз. инакомыслящими – по примеру образованного годом ранее в СССР Пятого отдела КГБ, – рассказывает Екатерина Бончева, член Комиссии по досье. – Этими документами мы показываем попытку органов Госбезопасности, конечно, под руководством коммунистического режима, уничтожить традицию буржуазной Болгарии и создать новое социалистическое искусство, как предпринимались попытки создания и новой социалистической науки. Однако ни наука, ни искусство не делаются лозунгами или партийными указаниями. Поэтому и музыкальное искусство все-таки выжило. Существовало сопротивление, был, например, отказ исполнять оперы болгарских композиторов, потому что произведения не развивали певческих данных. Предпринимались также попытки со стороны эстрадных певцов исполнять песни западных композиторов – другими словами, свободную музыку свободного мира».

В сборнике нет рассказов о концлагерях и пытках, а показан механизм слежки и подчинения, применяемый в сфере духа.

«Даже если не было репрессий, действовали запреты, которые влияли на личные и творческие судьбы, – отметила далее Екатерина Бончева. – Вот один пример из Софийского оперного театра, 280-членный коллектив которого должен был участвовать в международном фестивале в Бельгии. По рекомендации Госбезопасности, были отстранены 16 человек, определенные как «вражески настроенные элементы». А чтобы следить, каким будет поведение остальных за рубежом, были включены 4 действующих агента, 13 бывших и 30 доверенных связных. Вообще, чтобы сделать какую-то значимую карьеру и иметь возможность участвовать в гастролях за рубежом, надо было отвечать важнейшему критерию, а он был политическим, а не художественным. Не было турне без людей, которые бы следили и докладывали о поведении музыкантов. И это были не только люди извне, но вербовали и членов соответствующей труппы. Сообщали, например, сколько песен спела Богдана Карадочева на одной международной выставке в Монреале, какие гонорары получал Никола Гюзелев – это абсолютно ничтожная информация, которая не имеет ничего общего с защитой нашей национальной безопасности. Просто эта система использовала античеловеческие методы, чтобы властвовать и обогащаться. Потому что все эти агенты и штатные сотрудники, независимо, были ли они частью коллективов или нет, ездили бесплатно по миру, получали хорошее вознаграждение и жили спокойно и преспокойно за счет артистов. А сегодня они спокойно и преспокойно получают высокие пенсии».

Архивы Госбезопасности, хотя и в значительной степени уничтоженные, раскрывают 80 агентов – всенародных любимцев, имена которых, однако, закон не позволяет обнародовать. И все же не все прогибались перед системой и в этом смысле талант выживал самостоятельно, по словам Екатерины Бончевой, «не с помощью государства и органов Госбезопасности, а вопреки им». В документах встречается множество курьезов, раскрывающих, однако, примитивное сознание и жестокость к талантливым и свободомыслящим людям со стороны коммунистических руководителей и их репрессивного аппарата. Один из них касается «диско-заразы», которая привела в страну «значительный процент западности» и эту «демократизацию» необходимо было канализировать в русле марксизма и линии партии.

«А что касается того, интересуется ли общество этой информацией, важно, что оно получает право сделать информированный выбор и узнает историю, благодаря этим документам, – обобщает смысл рассекречивания архивов органов Госбезопасности Екатерина Бончева. – К сожалению, не было окончательно ясной политической воли со стороны партий, чтобы была проведена люстрация, чтобы не говорить сегодня, 27 лет спустя, об этой зловещей системе ГБ, не было и достаточного гражданского давления. Комиссия по досье, однако, уже 10 лет делает свое дело, и это немало».

Перевод Елены Паскаловой